Дома у нас в годах восьмидесятых водилось много чёрно-белых телевизоров. Не торопитесь мне завидовать, все они были старые и древние, где-то дедом по-знакомству купленные. Время от времени очередной телевизор переставал нормально показывать и деда загоняли на очередной выходной домой, чтобы он телевизор привёл в рабочее состояние.
Чаще всего причина была в очередной севшей лампе или в разболтавшейся панельке на печатной плате. Иногда лампа вставлялась не в панельку, а просто в припаянные контакты, которые чаще всего и отходили. Но бывало и окисление контактов где-нибудь в ПТК или что-нибудь более сложное и тогда процесс затягивался.
Для ремонта дед надевал свои очки, делавшие его больше всего похожим на сову или филина и сняв заднюю крышку с телевизора начинал искать, что же сломалось на этот раз. Всё это было бы скучно, если бы не сопровождающие каждый ремонт скандалы. Особенно было интересно, если дед собирался что-то паять и вытаскивал кустарную подставку под паяльник из органического стекла и тумблером переключения на разгружающий диод, чтобы вдвое снизить мощность и паяльник не перегревался, но долго мог оставаться горячим. Но самое важное, что в чашке на этой подставке появлялась КАНИФОЛЬ!
Но про канифоль немного позже, а начинал обычно дед ремонт с того, что включал телевизор и глядя сбоку на экран крутил ручку гетеродина сзади, пытаясь обойтись просто настройкой. Делать он это мог часами. Обычно через полчаса у бабки начиналась истерика.
— Павлик! Ну сколько можно крутить одну и ту же ручку? Ну ты же видишь, что не помогает!
— Та шо ты понимаешь! Боже! Не мешай!
— Павлик! Я сейчас телевизор молотком разобью! Я не могу, когда одно и то же делают.
— Боже! Дуры!
— Сделай первую программу, чтобы показывал! Я эти хохляцкие рожи уже видеть не могу! — это уже вмешивалась тётка, которая закончила школу золотой медалью, два университета и некоторое время проработала учительницей русского языка и литературы, пока не переболела туберкулёзом и частично не чокнулась. Особенно тётку раздражал украинский язык, но несмотря на это в 1979 семья с подачи деда почти полностью переехала из Тамбова в Ивано-Франковск, на Украину.
— Дора! Дура! Забери придурковатую! — дед постоянно путал слова "Дора" и "Дура".
После начального скандала начинался уже более серьёзный ремонт, чем просто вращение ручек настройки внутри и снаружи. В особо тяжёлых случаях дед снимал даже всю заднюю панель и от телевизора оставался один деревянный ящик с кинескопом.
Пайка сопровождалась тыканием паяльника в канифоль и это было самое интересное. Канифоль была твёрдая как камень, но лёгкая, как пластмасса и она шипела и дымила, когда в неё тыкали паяльником. Я не мог этого пропустить и лез посмотреть поближе, что делается под жалом паяльника.
— Уйди! Уйди! Это вредно! Это нельзя нюхать! — орал дед. — Дора! Забери отсюда ребёнка! Дуры такие! — Отойди! Не нюхай! Боже! Придурок такой дураковатый. Нельзя этим дышать!
Ещё я любил взять в руки канифоль и рассматривать. Она была прозрачная и вся в местах ожогов от паяльника. Но как пластмасса от жара она не воняла горелым, а только дымила и шипела. Обычно через некоторое время начиналась новая волна крика.
— Где канифоль? Заберите у ребёнка канифоль! Дуры!
— Папа! Купи ребёнку канифоль! — влезала тётка.
— Дуры такие! Зачем ребёнку канифоль? Вам всё только купи. Я копейку зарабатываю! Надо деньги не тратить! Канифоль им купи, дурам. Это денег стоит! Канифоль.
После пайки часто начиналась настройка разболтавшегося ПТК. Дед стоял позади телевизора и крутил отвёрткой настроенные стержни внутри ПТК, а тётка с бабкой смотрели, насколько хорошо настроена картинка на экране.
— На каком оно стоит канале? — вопрошал дед, уже забыв, куда он переключил ПТК.
— Сделай первую программу! — орала в ответ ему тётка.
— На каком оно стоит канале? Дура такая!
— Сделай первую программу! Я уже на на эти хохляцкие рожи смотреть не могу!
— Та на каком канале?! Дура придурковатая! Идиотка!
Я смотрел на это мероприятие сбоку, глядя, как светятся в темноте корпуса катоды ламп. Тётка это замечала и начинала меня от распахнутого телевизора отгонять.
— Лёша, отойди оттуда, там дядя Ток! Тебя ударить может!
— Нет никакого дяди Тока! Есть высокое напряжение. — в аистов, капусту, деда мороза, бабу Ягу, чертей, змея Горыныча и дядю Тока я не верил изначально.
— Правильно, по проводам идут ионы и электроны.
— Папа! Не забивай ребёнку голову! Лёша! Там дядя Ток!
— Дура такая! Уже ребёнок понимает! Что ты за дура придурковатая!
— Древние греки всё очеловечивали. Там дядя Ток! Я эту нацию хохляцкую видеть уже не могу!
— А ты кто такая тогда? Нацию хохляцкую... Боже! — дед не мог удержаться от божкания по любому поводу, а иногда и без всякого повода.
— Лёша, деда не ударит, а тебя ударит потому, что ты рядом стоишь. — уже влезала бабка.
— Я не трогаю ничего, чтобы под напряжение не попасть!
— Правильно. А тётка у нас кто?
— Дура!
— Я так больше не могу! Папа ребёнка учит гадости говорить!
— Идиотка сомашедшая!
Дальше разворачивался крупный скандал, переходящий к поиску номера канала.
— На каком оно стоит канале?
— Сделай первую программу! Я так больше не могу! — тётка запрокидывала голову на спину, тряслась и начинала верещать. — Вот! Вот первая программа!
С этими словами тётка бросалась переключить телевизор на первую программу. Отвёртка внутри ПТК не позволяла повернуть барабан, а дед начинал орать.
— Дура чёртова! Что ж ты делаешь?! Щас же отвёртка внутри сломается или ПТК! У меня же отвёртка в ПТК! Дора! Забери свою дуру! Придурка забери!
— Ну почему я дура?!
— Тебя в больницу надо сдать психиатрическую! Придурка дураковатого!
Дальше обычно шёл нечеловеческой силы скандал с криком и воплями. Орала тётка, обзывался дед, а я игрался с канифолью и тыкал в неё паяльником, глядя, как поднимается белый дым. Сейчас уже ничего этого нет, а все телевизоры уже давно, лет как десять, вынесены на помойку, но воспоминания об их ремонте у меня остались навсегда.
Чаще всего причина была в очередной севшей лампе или в разболтавшейся панельке на печатной плате. Иногда лампа вставлялась не в панельку, а просто в припаянные контакты, которые чаще всего и отходили. Но бывало и окисление контактов где-нибудь в ПТК или что-нибудь более сложное и тогда процесс затягивался.
Для ремонта дед надевал свои очки, делавшие его больше всего похожим на сову или филина и сняв заднюю крышку с телевизора начинал искать, что же сломалось на этот раз. Всё это было бы скучно, если бы не сопровождающие каждый ремонт скандалы. Особенно было интересно, если дед собирался что-то паять и вытаскивал кустарную подставку под паяльник из органического стекла и тумблером переключения на разгружающий диод, чтобы вдвое снизить мощность и паяльник не перегревался, но долго мог оставаться горячим. Но самое важное, что в чашке на этой подставке появлялась КАНИФОЛЬ!
Но про канифоль немного позже, а начинал обычно дед ремонт с того, что включал телевизор и глядя сбоку на экран крутил ручку гетеродина сзади, пытаясь обойтись просто настройкой. Делать он это мог часами. Обычно через полчаса у бабки начиналась истерика.
— Павлик! Ну сколько можно крутить одну и ту же ручку? Ну ты же видишь, что не помогает!
— Та шо ты понимаешь! Боже! Не мешай!
— Павлик! Я сейчас телевизор молотком разобью! Я не могу, когда одно и то же делают.
— Боже! Дуры!
— Сделай первую программу, чтобы показывал! Я эти хохляцкие рожи уже видеть не могу! — это уже вмешивалась тётка, которая закончила школу золотой медалью, два университета и некоторое время проработала учительницей русского языка и литературы, пока не переболела туберкулёзом и частично не чокнулась. Особенно тётку раздражал украинский язык, но несмотря на это в 1979 семья с подачи деда почти полностью переехала из Тамбова в Ивано-Франковск, на Украину.
— Дора! Дура! Забери придурковатую! — дед постоянно путал слова "Дора" и "Дура".
После начального скандала начинался уже более серьёзный ремонт, чем просто вращение ручек настройки внутри и снаружи. В особо тяжёлых случаях дед снимал даже всю заднюю панель и от телевизора оставался один деревянный ящик с кинескопом.
Пайка сопровождалась тыканием паяльника в канифоль и это было самое интересное. Канифоль была твёрдая как камень, но лёгкая, как пластмасса и она шипела и дымила, когда в неё тыкали паяльником. Я не мог этого пропустить и лез посмотреть поближе, что делается под жалом паяльника.
— Уйди! Уйди! Это вредно! Это нельзя нюхать! — орал дед. — Дора! Забери отсюда ребёнка! Дуры такие! — Отойди! Не нюхай! Боже! Придурок такой дураковатый. Нельзя этим дышать!
Ещё я любил взять в руки канифоль и рассматривать. Она была прозрачная и вся в местах ожогов от паяльника. Но как пластмасса от жара она не воняла горелым, а только дымила и шипела. Обычно через некоторое время начиналась новая волна крика.
— Где канифоль? Заберите у ребёнка канифоль! Дуры!
— Папа! Купи ребёнку канифоль! — влезала тётка.
— Дуры такие! Зачем ребёнку канифоль? Вам всё только купи. Я копейку зарабатываю! Надо деньги не тратить! Канифоль им купи, дурам. Это денег стоит! Канифоль.
После пайки часто начиналась настройка разболтавшегося ПТК. Дед стоял позади телевизора и крутил отвёрткой настроенные стержни внутри ПТК, а тётка с бабкой смотрели, насколько хорошо настроена картинка на экране.
— На каком оно стоит канале? — вопрошал дед, уже забыв, куда он переключил ПТК.
— Сделай первую программу! — орала в ответ ему тётка.
— На каком оно стоит канале? Дура такая!
— Сделай первую программу! Я уже на на эти хохляцкие рожи смотреть не могу!
— Та на каком канале?! Дура придурковатая! Идиотка!
Я смотрел на это мероприятие сбоку, глядя, как светятся в темноте корпуса катоды ламп. Тётка это замечала и начинала меня от распахнутого телевизора отгонять.
— Лёша, отойди оттуда, там дядя Ток! Тебя ударить может!
— Нет никакого дяди Тока! Есть высокое напряжение. — в аистов, капусту, деда мороза, бабу Ягу, чертей, змея Горыныча и дядю Тока я не верил изначально.
— Правильно, по проводам идут ионы и электроны.
— Папа! Не забивай ребёнку голову! Лёша! Там дядя Ток!
— Дура такая! Уже ребёнок понимает! Что ты за дура придурковатая!
— Древние греки всё очеловечивали. Там дядя Ток! Я эту нацию хохляцкую видеть уже не могу!
— А ты кто такая тогда? Нацию хохляцкую... Боже! — дед не мог удержаться от божкания по любому поводу, а иногда и без всякого повода.
— Лёша, деда не ударит, а тебя ударит потому, что ты рядом стоишь. — уже влезала бабка.
— Я не трогаю ничего, чтобы под напряжение не попасть!
— Правильно. А тётка у нас кто?
— Дура!
— Я так больше не могу! Папа ребёнка учит гадости говорить!
— Идиотка сомашедшая!
Дальше разворачивался крупный скандал, переходящий к поиску номера канала.
— На каком оно стоит канале?
— Сделай первую программу! Я так больше не могу! — тётка запрокидывала голову на спину, тряслась и начинала верещать. — Вот! Вот первая программа!
С этими словами тётка бросалась переключить телевизор на первую программу. Отвёртка внутри ПТК не позволяла повернуть барабан, а дед начинал орать.
— Дура чёртова! Что ж ты делаешь?! Щас же отвёртка внутри сломается или ПТК! У меня же отвёртка в ПТК! Дора! Забери свою дуру! Придурка забери!
— Ну почему я дура?!
— Тебя в больницу надо сдать психиатрическую! Придурка дураковатого!
Дальше обычно шёл нечеловеческой силы скандал с криком и воплями. Орала тётка, обзывался дед, а я игрался с канифолью и тыкал в неё паяльником, глядя, как поднимается белый дым. Сейчас уже ничего этого нет, а все телевизоры уже давно, лет как десять, вынесены на помойку, но воспоминания об их ремонте у меня остались навсегда.
Комментариев нет:
Отправить комментарий